Мне немного страшновато. Не скажу что предчувствие. Но что-то сродни, отдаленно близкое ему.
Надо поспать, поесть и не замерзнуть иначе будет только хуже. Температура и самолет через пару часов. Я не хочу ехать. Я еще тут не разобралась. Но может быть это поможет выкинуть из головы всякий хлам.
Нашла песню про мое прошлое, где все перепутано, как и там...
FOLK YOU! (ЙОЛЛИ И РАСЧЁТОВ) - МОЙ МАРТ
Ты вчера скала мне, что я неизлечимо болен Я б не придавал твоим словам особого значения Если б не предательский отсчет соседних колоколен Если бы была ты рядом не к чему лечение
Ты вчера сказала мне, что много раз меня спасала Да, не от того, прости, что не помог в спасении Я пойду топтать весну по лужам аэровокзала Ты пойдешь топтать любовь в парижских сумерках осенних
Ты сегодня улетела на Монмарт Я опять наедине остался с ядом Мне бы только пережить мой март Мне бы только переждать твой ноябрь
Ты вчера сказала мне, что болен я неизлечимо, Я сказал врачам, что только ты теперь мое лекарство Раз уж не нашла со мной остаться для себя причины Забирай тогда кусочек сердца и души пол царства
Ты сегодня улетела на Монмарт Я опять наедине остался с ядом Мне бы только пережить мой март Мне бы только переждать....
Ты сегодня улетела на Монмарт Я опять наедине остался с ядом Мне бы только пережить мой март Мне бы только переждать твой ноябрь
Летящая, звенящая пустота. Тишина. В кольцах цепей черный камень.
"Твоя жестокость. Жесткость. Должны пугать"... а меня, дорогая, эта жестокость не пугает, удивляет. и реакция на нее. иногда мне кажется "эй, это же слишком мягко еще чуть чуть и станет красиво" а люди отторгают это чувство прекрасного не смея заглянут в него. Для меня самая большая жестокость это шоры для мыслей и зацикленность сознания. То что действительно может доставить боль. Впрочем, что и ножами сдирать кожу, это две разные боли. Но во второй хотя бы можно видеть красоту. В первом я еще не научилась. разрушающее чувство.
Встретиться лицом к лицу со своим детством, родным и близким. Тем что было до того как в нем появились все. эти. люди-лица. Лица несуществующего только там. Пугающее кого-то своей мистичностью и бесовским началом, а для тебя расцеловать, обнять каждую ладонь, каждую жилу звериного оскала. Прижаться щекой к шерсти, и рукой по деревянному, кожанному. Ощущение смерти, рождения и полной безопасности неведения с привкусом масел, спиртовок, микроскопов, восковых свечей, книг, деревянных полов. Сумеречный лес между светом и тьмой. Идеальная пора с шумом реального мира что бьется волнами о шкуру, заедая тобой мир и ты исковерканный выходишь после. Хочется рыдать от счастья и боли. Все чувства единомоментно. Затмение разума.
А это лишь лес. Лес сердец шумит ветвями. Прозрачные глаза, марионеточные тела. Я дома на чужой территории и сердце взрывает с асфальтом за окном. Грохот бьется в окна, как шум крови в ушах. Мне кажется я погружаюсь обратно. И готова отречься от всего. От лишней мишуры. Остаться одной.
Наваждение отступает и пустые треснувшие маски на стене. Так далеки. Настолько несуразны и искусственны. Что примеряя их в свою жизнь я чувствую только жалость к потерянному чувству. И этот страх разочароваться. Однажды посмотреть на них же предвзятым, грубым, безидейным взглядом.
Здорово кидаться ночью в людей дымовыми шашками, когда они получают от этого удовольствие! Здорово делать вид. Здорово пить кофе и сочинять песни. Здорово загорать на вырубке одному. Здорово вернутся в город что бы встречать друзей. Здорово.
И как же странно все со временем.
Прогулки в холмы почти не отзываются больше в памяти. Неприятный осадок, кошмары. Видимо где-то залезаю в сторону снов. Надо поискать где.
"Дорогая, ты ужасно готовишь"! Или как научить себя не обижаться.
Однажды меня спросили:
- Неужели ты никогда не обижаешься? - Нет. - Ответила я. - Я никогда не обижаюсь. - Почему? - не успокаивался собеседник. - Потому что я считаю, что обида - это очень плохое чувство.
О да, это действительно так. Обида относится к категории тех эмоций и ощущений, которые должны быть напрочь искоренены из тела и души каждого человека. Носить обиду в себе ужас как неприятно, и, самое главное, от неё ведь нет никому пользы - одни сплошные бесполезности.
Я уже давно считаю, что человека нельзя обидеть. Человек может обидеться. Если ты не хочешь обижаться, никто и никогда не сможет тебя обидеть. Вот так просто, но так важно!
Представьте, что вы разговариваете со своим любимым человеком (мама, подруга/друг, жена/муж). И вдруг в ваш адрес полетело до боли неприятное слово, которое заставило внутри всё перевернуться.
- Дорогая, я не буду есть твой борщ. Прости, но ты ужасно готовишь. Это есть невозможно.
Какое первое ощущение поселилось в душе? Вероятнее всего, обида.
- Сам готовь тогда! Я и так после работы устаю, а ещё тебе готовить надо!
Да как он может? Я всё для него, я специально накупила кучу книг по кулинарии! Да я же у плиты несколько часов торчу! Сразу после работы готовлю, а он! Да я же.. да я же... - Возмущение не даёт нормально дышать. Сознание сразу же выбирает самый лёгкий путь, не требующий усилий - обиду. Всё, старт плохим чувствам и финиш голосу разума. Вы решили обидеться. Решили. Обидеться. А ведь всё могло быть иначе...
Теперь представьте что было бы, натренируй вы своё сознание по-другому. Та же ситуация, те же действующие лица.
- Дорогая, я не буду есть твой борщ. Прости, но ты ужасно готовишь. Это есть невозможно.
Успокоились, мысленно расслабились, вспомнили, что обида - это плохое чувство. Вы решаете НЕ ОБИЖАТЬСЯ - вы не обижайтесь, вы решаете проблему.
- Почему ты так думаешь? А что именно тебе не нравится? Давай как-нибудь вместе тогда приготовим! Хочешь, я возьму другой рецепт?
Легко, спокойно, без иронии и издёвки. Вы заинтересованы в решении проблемы, а не в накаливании ситуации.
- Ну капуста порезана очень толстыми кусками и недосолено! И картошка не сварилась, сырая совсем.
Всё, корень проблемы найден. И это без суток молчания, вздохов в стороне и гордого вида. А всё потому, что вы решили не обижаться.
Обида не найдет вам решения, обида не сделает вас ближе, обида не разовьёт вас духовно. Вы можете расстроиться, ведь действительно, вы потратили не один час, стараясь приготовить вкусный обед или ужин. Но расстройство - это что-то внешнее, что-то, что легко победить. Это как стол, который внезапно покрывается пылью. Пыль можно без труда смахнуть. А вот обида... Обида это то, что уже глубоко внутри. Это ожоги, оставленные на столе горячей кружкой чая. Это груз, который вы собираетесь нести если и не всю жизнь, то ближайшие пару дней точно. Вы хотите утяжелить свою душу? Вам это действительно нужно?
Научитесь не обижаться. Контролируйте своё сознание, учите его. Вам не надо обижаться, вам надо решать проблемы! Сделайте это своим девизом, и вскоре вы заметите, как сильно изменилась ваша жизнь. А она на самом деле станет другой. вот увидите
Зарыться в книги, пыль, приоткрывая глаз, смотреть на пробегавших мимо. В моей голове Павшие Наземь перемешались с Евангилием от Макиавелле. Со вкусом имбиря, гвоздик и яблок.
Парить в небе между стекла, окруженные лепестками роз и зубочистками... Очередная порция приходит скомкано прямо в лицо. Раздающая рука была щедра. Исакий прямо за окном, как когда-то когда гуляли на крыше. Теперь он ближе и кажется более искусственным. Воздух наполняют запахи душистых трав. Я отрываю от сердца черную бумагу десяти тысячам леммингов. А мы играем после, утопая в нашей детской мечте наперекор нашим невозможностям.
Ты знаешь, что время уходит, а мы остаёмся Ребёнком я верил, что скоро я стану взрослей, Но мы также плачем от боли и также смеёмся Весь мир полон брошенных, старых детей И дети играют в неясные странные игры Не все понимают, что дальше всё будет всерьёз Им страшно остаться одним в опустевшей квартире Смеяться без радости, горе немеет без слёз Так было всегда И будет всегда Так было всегда И будет всегда Павшее наземь дождём поколение Смотрит с надеждой – клянёт небеса Просит у Бога за что-то прощение, Ночью неслышно закроет глаза
Глядя на мир в пустоту обескровленных улиц Тьму разогнав, уведёт свет ночных фонарей Дети влюблённые ссорясь, о чём- то волнуясь Вновь приведут за собой души новых детей Дни пролетят,занесенные серой вуалью Сотни морщинок неспешно взойдут на лицо Ночи без сна отливаются в голосе сталью Старые дети умрут, замыкая кольцо Так было всегда И будет всегда Так было всегда И будет всегда Павшее наземь дождём поколение Смотрит с надеждой – клянёт небеса Просит у Бога за что-то прощение, Ночью неслышно закроет глаза
Павшие наземь закроют глаза.
Бранимир – Евангелие от Макиавелли Зорька в озеро упала, сына нянчила Лилит. Тельце щуплое дрожало – приближался неолит. Ели травку бронтозавры, мир от холода скрипел. Змей на дереве елозил, песни скорбные шипел. Мудрый Каа дитя баюкал, пел про шумный Вавилон: Где бендюжники-синявки пьют тройной одеколон, Желчный увалень в мундире бьет по лапкам черенком, Пиджаки Стабфонды пилят, кормят чернь порожняком: «Коли выпало быть тебе брахманом – так давай своей скотинке пинка. Коли выпало быть тебе вайшьею – так до смерти смирно стой у станка, Коли выпало быть тебе кшатрием – так за Родину иди помирай. Коли выпало быть тебе шудрою – так толчки зубною щеткою драй! Коли выпало быть тебе чандала – так парижскою фанерой лети! Коли выпало быть тебе ангелом – так на Бога, фраерок, не кати! Коли выпало быть тебе гурией – так скорее под шахида стели! Коли выпало быть тебе парией – жди свой гроб и бей свой лоб, не юли!
Куда ты гонишь телят, Макар? Там же тартар, ночь, чернее жопы папуаса, И навсегда с реальным миром рвутся рели… Дай же детям покурить не брянский самосад, а красочный букварь для правящего класса Евангелие от Макиавелли
И пришел великий холод в край загадок и чудес. Я кричал и звал на помощь, глупый маленький балбес. Растоптали мой куличик ментовские сапоги, Триста служек и лесничек детку трахнули в мозги. Пришибеевские вдовы с головами байбаков Нашпиговывали злобой полудохлых байстрюков. Арлекин в цветных веригах клянчил женского тепла, Вся мозолистая лапа от фантазий затекла… Водолазы ищут клады в пасти озера Коцит – Антикварные иконы (невъебенный дефицит). Дети ходят как ромалэ по безжизненным пескам, Крокодилы растащили красно солнце по кускам! scum! Дикобразы в коробчонке шконки принялись делить, Водолазы суетятся и не могут больше всплыть. Вместо блеска перламутра гальки серая крупа. Раки жрут их акваланги, лижут белы черепа…
Куда ты гонишь телят, Макар? Там же минное поле, там кругом растяжки! Они же, блядь, не все Давиды Белли… Образумься, Яшка! Дай же для зубрежки Тришке да Ивашке, жучке да барашке Евангелие от Макиавелли…
Ты сидел в шкафу, мой Ларра, на луну белугой выл. Губы пыльные сосали молоко степных кобыл, Злые церберы на цепи не давали убежать, Крепостная мать учила только верить и дрожать. Брат, ты жизнь свою читаешь из овечьих букварей! Не своруешь – тоньше станешь, черви сточат побыстрей. Побоишься и поверишь и попросишь, чтоб простил – Месяц карцера получишь вместо яблочных пастил! Где ты, сумрачное счастье? Не поймать на мотыля! Молча бомжики заточат вороного журавля. Кашпировский не утешит, Алексей не отпоет, Вместо опиума волки в рот суют тебе пейот…
Куда ты гонишь телят, Макар? Там же волчьи норы, лютое Поволжье. Они ж еще вообще не повзрослели. Не утешит сказкой, не заставит плакать, не загонит в угол, не накормит ложью Евангелие от Макиавелли.
Позабудь забитых предков, их речей кондовый яд. Будешь жить по их законам – плохиши тебя сгноят! Хлябь небесная не дрогнет, не закинет кабана. Цель оправдывает средства! Все – твоё! Живи сполна! Оперяйся, гордый Ларра, ставь под нож отцов святых! Посыпай главу Господню пеплом храмов золотых! Истязай святых матрешек, жопы чахнут по колам, Клещи слюнкою каленой истекают по телам… Разбуди в себе Иуду – в ручках гроши зашкворчат. Черти в мантию пурпурну - твои плечи облачат. Краснощекие манкурты будут петь тебе хвалу! Буратины будут сраться и молиться на пилу: «Славься принцепс Мидзогути, хайль, майн фюрер-Герострат!» Даже сам апостол Петр писягнет у райских врат! Склонят главы Чингисханы, Вассерманы и Друзи! Разметут Стрибога внуки сладкий прах Кинкакудзи!
Куда ты гонишь телят, Макар? Там же мультики, а за ними ломки, Они уже от ханки околели! Пусть буря захрипит, скрижали в пыль сотрет, и пусть по всей земле звучит во все колонки Евангелие от Макиаве
Какой тяжелый был бельтайн. После феерии забега по мирам, между душ и слов, танцев, духов и миров. Между правдой и ложью, сладостью и болью.
Острая нехватка одиночества проходит. Так много дорогих сердцу людей, что до сих пор любое существо вызывает дрожь. Закрыться от звуков, слов и запахов их тел.
Чистота белого листа. Музыка клавиш. Анатомия человека, запах старой бумаги. Дождь за окном. Запах мокрой земли. Отдыхаю.
музыка: Thanks, Oct. 31 – 22:22 (Remastered) нравиться: Дилан Томас Не уходи покорно в добрый мрак
Не уходи покорно в добрый мрак, Под вечер старости пылать пристало. Гневись, гневись - как быстро свет иссяк.
Мудрец, хоть и поймет, что мрак - не враг, Скорбя, что слово молнией не стало, Он не уйдет покорно в добрый мрак.
И добрый сокрушается, что так Бесплодно добродетель отпылала, Гневясь на свет - как быстро он иссяк!
И тот, кто солнце в колесницу впряг, Узнав позднее, что оно страдало, Покорно не уходит в добрый мрак.
И тот, кто жил слепцом, когда лишь шаг Был до прозренья, хочет жить с начала, Гневясь на свет - как быстро он иссяк.
Отец, в свой смертный час подай мне знак Хвалой, хулой, молю тебя устало: Не уходи покорно в добрый мрак, Гневись, гневись - как быстро свет иссяк!
(Перевод П. Грушко)
ДИЛАН ТОМАС (1914 – 1953)
DYLAN THOMAS
Do Not Go Gentle Into That Good Night
Do not go gentle into that good night, Old age should burn and rave at close of day; Rage, rage against the dying of the light.
Though wise men at their end know dark is right, Because their words had forked no lightning they Do not go gentle into that good night.
Good men, the last wave by, crying how bright Their frail deeds might have danced in a green bay, Rage, rage against the dying of the light.
Wild men who caught and sang the sun in flight, And learn, too late, they grieved it on its way, Do not go gentle into that good night.
Grave men, near death, who see with blinding sight Blind eyes could blaze like meteors and be gay, Rage, rage against the dying of the light.
And you, my father, there on that sad height, Curse, bless, me now with your fierce tears, I pray. Do not go gentle into that good night. Rage, rage against the dying of the light.
Я гуляю в этом мире не просто так. Говорю, как герои легенд облитые некогда кровью дракона зная звериные языки и языки птиц... С котами, с птицами, с людьми, с тварями более опасными нежели я или слабее чем кто бы то ни был. Я веду разговор. Я вздрагиваю от неожиданных и тяну себя за поводья - "эй, прислушайся к ним" и слушаю, слышу, вижу.
Окунувшись в грязь пьяного веселья, где воют львы и змеи в шутовских нарядах смеются, танцуя с симуранами отвратительно примитивные танцы, двоиться в глазах. Нимфы потрясая розоватыми сосками проносятся мимо, смущенно вереща тем временем смеясь без смятения в легких утренних лучах.
Вытягиваю конечности, чувствуя, как кожу изнутри прорывает жесткий хитин чешуи, как взрываются наросты и фурункулы выливают истинную, через болезнь, меня. Все ладони в кровь об железобетонный костяк куполов. "это стекло такое же чистое как небо"
Я встаю, обещая себе ничего не бояться. Ведь уже давно не боюсь. Стою на самом верху, в утре разгорающегося дня, расправив крылья по ветру. Если я посмотрю чуть вниз прямо у ног, в этом небе, сидит лев и солнечным бликом в глазах прорастает ему корона. Но это виденье, все еще только впереди. Еще чуть ниже, вгрызаясь пальцами в железо симуран, не сводит взгляд, если что вдруг... упадем... перехватит? нет.
Я знаю меня будут ждать хотела бы я этого или нет. Я могу стать кем угодною. Я могу стать собой.
Опять чувство - "Лети!" и не усидеть на месте. Днем понимать, что - ни за что. А под вечер точно знаешь. Так надо И именно в эту ночь. Независимо ни от чего.
В моей жизни стало очень естественно. Появился фотоаппарат.
Мой первый, личный фотоаппарат. А еще первая сохраненная контрамарка.
А еще за много лет я опять сижу на крыше и вижу сказки про апельсиновое дерево в ротонде, которое уходит корнями к соседям ниже, а тут, оно пробивает тяжелыми ветвями только застекленные окна, и сбрасывает апельсины вниз, мимо проходящим. А в ветвях прыгает птица Гамаюн. В синем оперении теряется синяя гитара. Леммингам же везет, на их крыши приземляются драконы и слышится, как птицы поют, призывая снег и воду. Под их песни волчата играются неумело, трутся у ствола.
Сказки ставшие обыденностью вновь тянуться друг к другу серебряными ивами. В моей голове открывается новая дверь. Не пора ли возвращаться из человека обратно? В саму себя? Танец - уголь и перья, танец с мышами в закрытых залах при выключенном свете. Говорить ночи на пролет.
Конклав лесных тварей быстр, смешон и по обыкновению - встать на крыло, вверх, сбрасывая старые шкуры.